Психолог Артём Стрелецкий придерживается радикального подхода в своей практике, основанного на принципах шоковой терапии. Он убеждён, что традиционные методы психотерапии, предполагающие долгие месяцы мягкого сопровождения и эмпатичного выслушивания, лишь усугубляют проблемы пациентов, позволяя им годами прятаться от суровой правды о самих себе. Вместо этого Артём намеренно создаёт на сеансах атмосферу жёсткой конфронтации, где любая ложь и самообман немедленно разоблачаются через провокации, сарказм и систематическое разрушение зоны психологического комфорта. Его методы, граничащие с эмоциональным насилием, находят отклик у определённой категории клиентов, отчаявшихся найти помощь в классической терапии, и приносят Стрелецкому репутацию специалиста, способного вскрывать самые болезненные душевные проблемы. Кажется, что его провокационная тактика действительно работает – пациенты, прошедшие через этот эмоциональный ад, иногда демонстрируют признаки прорыва в самопонимании, что только укрепляет Артёма в правильности избранного пути.
Однако хрупкое равновесие рушится, когда один из пациентов, не выдержав интенсивного психологического давления, совершает суицид. Эта трагедия становится точкой невозврата, заставляя Артёма впервые усомниться в незыблемости своих принципов. Он вынужден столкнуться не только с внешними последствиями – расследованием профессиональной этики, судебными исками и общественным осуждением, – но и с внутренним кризисом, ставящим под вопрос всю его профессиональную идентичность. Глубокое погружение в обстоятельства смерти клиента раскрывает перед психологом мрачные стороны его собственного метода: где заканчивается терапевтическая жёсткость и начинается разрушительная жестокость, способна ли шоковая терапия быть контролируемым инструментом или она неизбежно ведёт к непредсказуемым последствиям. Артёму предстоит пройти через мучительную рефлексию, переосмысливая не только профессиональные догмы, но и собственные мотивы, скрытые за маской непреклонного правдолюба, чтобы понять, не стал ли он заложником собственной радикальной философии, ослеплённой верой в универсальность болезненной истины.